Цифры, леденящие кровь: в Анапе вспомнили жертв политических репрессий

Вчера, 30 октября, на курорте почтили память жертв политических репрессий.

Как всегда, в Центре культуры «Родина», где проходило памятное мероприятие, практически не было свободных мест. Здесь собрались русские, украинцы, греки, армяне, немцы, татары – представители многочисленных национальностей Анапы, для которых этот день связан с личной болью, с историей семьи. И как всегда, зал казался красно-черным из-за обилия казачьих башлыков и черкесок.

Многие сидели, сжимая в руках документы, справки о реабилитации, старые пожелтевшие фотографии – единственное, что осталось у них от близких людей, сгинувших в ГУЛАГе, умерших на поселении, – ставших жертвами «большого террора».

По сложившейся за 18 лет традиции, мероприятие началось с небольшого молебна, который отслужил священник Свято-Онуфриевского храма диакон Иоанн.

Как отметил заместитель главы Вячеслав Вовк, сегодня на курорте проживает около тысячи жертв политических репрессий.

– В далеком 1996 году в Анапе был открыт памятник жертвам политических репрессий, у подножия которого всегда лежат цветы, – подчеркнул Вячеслав Вовк. – И память об этой величайшей трагедии нужно хранить и передавать из поколения в поколение, чтобы не допустить ее повторения.

Ну а затем было эмоциональное, пронизанное неподдельной болью выступление председателя общественной организации жертв политических репрессий «Реабилитированные» Анатолия Кислицкого. И приведенные им цифры леденили кровь. Только по сохранившимся документам в период с 1921 по 1953 год были репрессированы 4 миллиона 60 тысяч человек, в том числе 799 455 приговорены к расстрелу. Настоящему геноциду подверглось казачество, как оплот государства российского. Высылали целыми станицами: Полтавская, Медведовская, Урупская, Ильская, Успенская… Депортации подверглись целые народы. Но когда грянула война, эти же люди не отвернулись от своей Родины, а сомкнув поредевшие ряды, пошли защищать ее, подчеркнул Кислицкий.

И как воевали! 7 героев Советского Союза среди крымских татар, 90 – среди армян. А кто сегодня не слышал имени приазовского грека, летчика Григория Бахчиванджи?

Вот и концерт в честь памятной даты был подготовлен многонациональными творческими силами: ансамбль понтийского танца «Горгиппия», цыганский дуэт «Джипси арт», сводный хор Михаила Архарова, казачий ансамбль «Огонь».

Завершилось мероприятие небольшим поминальным фуршетом. И небольшая казачья делегация отправилась в сквер Боевой славы, где возложила к монументу жертвам политических репрессий венок и букеты цветов – с терпким и горьким ароматом осени.

Анапчане – о родных, оставшихся под «кедровыми крестами»

Василий Дмитриевич Собка:

– Мои предки-казаки были из числа тех первопоселенцев, которые основали Гостагаевскую, так что Собки в станице вот уже 155 лет живут. Дед мой в годы большого террора был расстрелян. А семью его, бабушку мою с девятью (!) ребятишками, сослали в Кустанайскую область. Ехали в продуваемых вагонах-«телятниках». Бабушка была беременна. Там, в поезде, и родила ребенка. Малыш в дороге умер. На какой-то станции похоронила его. Земля была каменная, скованная льдом. Поэтому прикопала мертвое тельце в снегу – и отправились дальше, в Казахстанские степи. Страшные испытания выпали на их долю. И я считаю своим долгом хранить эту память и передавать ее молодому поколению. Поэтому и с ребятишками занимаюсь в «Кордоне». А когда был атаманом станичного казачьего общества, мы в центре Гостагаевской монумент переселенцам установили, всех на памятной плите указали.

Юрий Леонидович Порьязиди:

– Отца забрали под Новый год, 31 декабря 1937 года, в 2 ночи. Мне было 7 месяцев. В начале войны умерли от голода и болезней Леночка и Павлик, старшие братик и сестренка. А в 1942 году репрессировали нас с мамой: сослали в Буйнакский район Дагестана, на 80 километров в горы. Поселили в барак – бывшую конюшню без окон и дверей. Пока маму гоняли на рытье противотанковых рвов, я оставался с бабушкой. Есть было нечего, и 88-летняя старушка ходила по миру – просила еды для меня. Одежка на ней худая была, холодная (в чем угнали, в том и ходил)а. В итоге простудилась и умерла. О судьбе отца мы узнали годы спустя – получили справку о реабилитации «за неимением состава преступления». В графе «причина смерти» указано: «умер в местах лишения свободы в связи с болезнью». И лишь после повторных запросов выяснилось, что отца расстреляли 20 февраля – как «врага народа». То есть, по национальному признаку.

Алексей Сергеевич Усок:

– Я из казачьей семьи: и у отца, и у матери все были казаками. В моей родословной около 1000 человек. В 1933 году деда с бабушкой и 6 детьми (в том числе моя мама) выслали на Чулым – глухое место в тайге Красноярского края. Поездом из станицы Новотитаровской ссыльных везли месяц. В Ачинской пересыльной тюрьме их помыли и всех (и женщин) постригли наголо. А мать моя, пока стригли первую шеренгу женщин, перешла во вторую, замотала голову платком, а потом встала к тем, кого уже побрили. Лишь через месяц она решилась показать свою казачью косу – толстую, ниже колен. Женщины обступили ее и плакали…

Из Ачинска их погрузили на баржу и потянули по Чулыму. Во время плавания матросы плясали под баян, а на корабле и на барже умирали голодные и слабые люди… Прибыли на пустое место, образованное выгоревшей тайгой. Поставили палатки. Так образовался поселок Полевой. Он даже у Солженицына упоминается… Ближе к сентябрю начали копать землянки, из речного камня делали печки… Окна в землянке не было. Вместо дверей – рядно. Всех мужиков гоняли на лесоповал, женщины собирали черемшу, ловили рыбу. Мой дед в декабре 1933 года умер. Похоронили его в общей яме (мороз был за 30 градусов). В интернете я нашел эту общую могилу. Там стоит 4-метровый кедровый крест. Два года назад мои сестры ездили туда – поклониться памяти деда.