издается с 27 февраля 1918 года
21 июня
Виктория Сологуб
Завтра, 22 июня, Россия отмечает национальную трагическую дату – День памяти и скорби. Уходят ветераны. Все меньше остается рядом с нами живых свидетелей тех событий. В основном это уже дети войны – те, кому в самом ее начале было 4-5 лет. И сегодня их воспоминаниям нет цены.
«Если бы он увидел меня, тут бы и прикончил»
12 августа анапчанке Вере Афанасьевне Бадрызловой исполнится 86 лет. Во время оккупации ей было четыре годика. Говорит, в этом дворе родилась и живет здесь вот уже 86-й год. И на одном месте, в ДиЛУЧе, проработала 40 лет – медсестрой, потом лаборантом. Как пришла туда девчонкой и ушла уже на пенсию.
«Во время войны здесь была запретная зона, и нас выселяли – сначала на улицу Терскую, потом на Гоголя. А где теперь детский садик на Калинина-Таманской – там было гестапо. Там у меня и отец, и мама сидели. Маму-то выпустили, а отец остался. Он у меня был слепой. Один глаз потерял в Гражданскую, а другой – уже во время работы на цементном заводе.
В гестапо он попал, потому что был красным партизаном в Гражданскую войну – староста выдал. Мама пошла корову нашу забирать, а знакомый конюх предупредил ее: «К вам сейчас придут с обыском». И вот я помню, как мы бежали по Калинина, по Ивана Голубца, как прятали вещи в траве у соседей.
А еще однажды мама собралась на рынок идти, а я заартачилась вдруг. Не пускаю ее и все! А через несколько минут начался налет на рынок. 200 человек тогда было раненых и убитых. И доктор Антонова Вера Александровна – она двое суток стояла, оперировала. Люди приходили молились за нее.
Мы-то совсем маленькие были, поэтому с немцами не особо соприкасались. Мама как-то сглаживала все. Но один раз я чуть не попалась. У нас на квартире жил немец один. Помню хорошо, мы с мамой в кухоньке жили, а он хорошую комнату занимал. Там стоял старый наш комод, а на комоде – трельяж небольшой. И там – много баночек с кремом. Этот немец мазал морду себе всеми этими кремами. Однажды, когда его не было, я зашла в комнату, подставила табуретку и ну из каждой баночки себе на лицо намазывать. Жирными такими мазками, не растирала даже. Мама как увидела это, как схватила меня и бежать. Ох и попало мне! Если бы он увидел меня, тут бы и прикончил. Я так испугалась, никогда не забуду этот страх! С тех пор так всю жизнь никакими кремами и не пользуюсь!
А еще помню, когда мы на Гоголя жили. Анапа маленькая была: еще две улицы – и заканчивался город, а там поле, где кукурузу сеяли. На этом поле стоял домик небольшой под камышовой крышей, к нему – навес небольшой. Я была там с мамой, а в это время из-за горы вылетают два самолета. Низко, прямо над землей. Начался воздушный бой! Мама подбежала, схватила меня, мы упали под стенку этого дома, мама прикрывала меня собой. Помню, как свистели пули, как самолеты прямо над головой летали. Потом немцы бегут, кричат: «Русиш, русиш!». Но как бы не так! Не «русиш», а немецкий самолет сбили! Потом я видела, как они везли его на подставках таких.
Запомнилось, как вернулся отец из гестапо. Лица его не помню, помню только, как он раздевался, черный был весь, избитый. А потом его снова забрали. Теперь уже окончательно. Там, где с Кирова во двор заходить, был подвал. Немцы расстреляли их всех и завалили там. Мама после ходила, искала. Не нашла. После уже, в 43-м, помню, как вытаскивали трупы-трупы. А еще мыши были. Одна женщина нашла свою дочку по платочку. А мы отца не нашли. Но мы знали, где его закопали. За кладбищем, где потом новые дома построили. Мама говорила, их где-то здесь расстреляли, потом увезли, и уже через 15 минут машина вернулась.
Войну вспоминаю, конечно. И не только это, но и хорошее помню. Особенно знаете, что? День Победы! Как стояла я посреди дороги и смотрела на небо. А небо как в сказке горело все. Ракеты, ракеты, стрельба. Никогда не видела столько огней сразу».
«Запомнил я эту ёлку на всю жизнь!»
Леонид Никитович Баженов родился в Анапе в 1937 году. Имеет почти 67 лет стажа! Начал работать в 1955 году, закончил в 2022 году, 7 февраля. В частности, работал в «Ремстройуправлении» и в ПМК-60 «Главсочиспецстрой», был замдиректора санатория «Родник», служил в пожарной охране.
«Перед самой войной я ходил в детсад. Отец вывез нас с матерью в Староджерелиевскую. И буквально в день приезда мама родила мою младшую сестричку. Только отец уехал на службу, в 10 утра мать рожает, а в 12 часов заходят немцы. Это было 6 августа 1942 года.
И нашлись предатели, из тех, обиженных на советскую власть. Один из них пришел к нам, узнал мать, вспомнил, что она жена руководителя предприятия. А отец до войны работал директором Брюховецкого рыбозавода. И этот предатель: «Ах, так ты здесь спряталась?!». И немцы с полицаями четырежды к нам с обыском приезжали! Что можно было искать? Запомнилась мне сцена. У отца был серебряный портсигар. Ему как герою Гражданской войны вручили. А на нем было выдавлено изображение: Петька строчит из пулемета, а рядом Чапаев с шашкой. Он берет этот портсигар – видит, что ценный. Повернет, а там рисунок коммунистический – бросает его. И так все четыре раза.
А позже приходит соседка-учительница и говорит матери: «Уходите, Дора Петровна! Вы в списках на расстрел». А расстрелы были почти каждую ночь, в тех краях было очень много еврейских беженцев, они их выслеживали и расстреливали. Мы из этой своей хатки к дядьке. А у него мал-мала меньше. Он предложил спрятаться в леднике. У них на рыбзаводе был ледник для хранения продукции. Сверху накрывался полуметровым слоем камыша, соломы. И в этом холодильнике собрались люди со всех окрестностей. Мы сидели друг на друге, кутались как могли. Помню этот холодильник.
Когда мы вернулись в свое жилье, наша хатка была прошита крупнокалиберным пулеметом, прямо посередине. Если бы мы там были, как раз бы досталось. Под окном лежал убитый немец, накрытый серой шинелью.
А на Новый год, с 1942 на 1943-й, оккупационные власти решили устроить в школе елку. И вот полицаи объявили, что всем, у кого есть дети, надо быть. В общем, согнали нас, в том числе и меня притащили. Запомнил я эту елку на всю жизнь!
Вот там был страх, которого я на тот момент не осознал, но вполне мог жизнью поплатиться. Представьте: елка в центре зала, какие-то люди в форме. Кто они – полицаи, немцы – я не разбирался. Было полно народу станичного, который набился в коридор. И кто-то сказал, а ты стихотворение знаешь? Я говорю, знаю, конечно. Откуда-то табуретка взялась, поставили ее посередине у елки, меня на нее взгромоздили. Рассказывай, мальчик, стихотворение. А я ведь перед этим уже в детский садик ходил. Ну я им и рассказал.
Стихотворение! – объявил я:
Мы красный флаг поднимем
И крикнем всем «ура!»
Да здравствует великая
Советская страна!
Это хорошо, что эти фрицы, которые находились вокруг, не очень вникали, что там пацан какой-то мелкий лопочет. А кто вник, тот не успел, видимо, сориентироваться. Я помню, как сразу несколько рук сдернули меня с табуретки, схватили и толкнули куда-то вперед и вниз, под ноги в толпу. Люди испугались! Матери сказали: забирай и убегай отсюда. Я ничего не пойму: я же старался, как же так?!
И вот это стихотворение – оно прилипло ко мне с детского сада и всю жизнь не забывается.
Отец был мобилизован, попал в плен, оказался в концлагере под Краснодаром. Потом смог оттуда сбежать – благодаря тому, что у немцев работал знакомый, который открыл ему ворота. Пешком добрался до Краснодара, где-то в районе Пашковки, говорил он, тысяч до 70 военнопленных собралось. Этих заключенных фашисты использовали на хозяйственных работах, в том числе заставляли грузить зерно. Они ж Кубань грабили – вывозили зерно и отправляли в Германию. После отец часто рассказывал, как они обращались с людьми, как издевались. Так до конца своих дней фашизм и фашисты для него были самым ненавистным явлением. И уже в 1944 году отец пошел работать, его направили на восстановление Варениковского рыбозавода».
«Война украла у нас детство»
Алла Акимовна Куприяхина родилась в 1936 году. Когда началась война, они жили в селе Истобное, в 60 километрах от Воронежа. В городе все жители подверглись выселению и депортации. Около полутора месяцев прожило под оккупантами и их село.
«Папу забрали на фронт. Мы с мамой да с бабушкой-дедушкой остались одни. Двое маминых братьев тоже ушли на войну, еще две сестры жили отдельно. И вот как-то пришли к нам немцы. Думаю, нам больше других повезло: главный немец – он по-русски говорил хорошо и вообще интеллигентный был. Говорит: «Матушка, у вас есть, к кому перейти? Нам ваш домик понравился, мы у вас поселимся». Кто бы что возразил фашистам? Мама только кивнула. Он еще сказал ей раз в неделю приходить порядок наводить, а они будут нам еду давать. Мама одна боялась идти к немцам в хату – брала меня и племянницу, дочку сестры своей. За руки обеих – и идет. Пока мама прибирает, мы стоим, ждем. Полы земляные подметет, посуду помоет, со стола уберет, мусор соберет. Дадут нам буханку хлеба, банку тушенки и по шоколадке. А что там булка хлеба на семью на неделю? Дома ж еще бабушка с дедушкой да невестка были. Так что впроголодь жили. Мать еще с невесткой по полю ходили, собирали картошку, колоски, где остались.
Этот офицер немецкий – он защитил нас. Один раз меня за руку полицай схватил, так он ему как кулаком заехал и что-то по-своему сказал. И все, больше нас никто не трогал. Хотя всякое было: угоняли в Германию, партизан, евреев расстреливали, молодых женщин и девочек насиловали. Так что для всех, кто побывал под оккупацией, это было самое страшное время.
У меня самое тяжелое воспоминание о войне – это бомба, которая упала у нас в огороде. Огромная! Я как раз на русской печке сидела. Мама с поля пришла, как посмотрела, а там яма больше человеческого роста. Потом сошлись женщины да дети, мужчин-то не было почти – пособирали осколки. И потом привозили землю откуда-то с леса и засыпали эту яму. А иначе как огород сажать? А огород не посадишь – голодный будешь.
Война нас все-таки без отца оставила. Он попал в плен, а после его в Башкирию отправили. Там у него другая семья появилась. Мама ездила к нему. Вернулась, говорит, мол, там две сестренки маленькие у тебя: одна 47-го года рождения, другая 49-го. Вот их надо кормить, а мы уж как-нибудь проживем сами. Так и прожили. Мамина старшая сестра жила в Грузии, там тепло, фрукты – мы к ней в Грузию и уехали. Там я выучилась на торгового работника, всю жизнь и проработала продавцом.
День Победы всю жизнь для меня главный праздник, самый дорогой и светлый.
И еще. Я тогда не задумывалась, что огромное счастье безоблачного детства у нас всех украла война. Ведь у многих погибли отцы, нам выпало голодное, полное лишений детство. Я и сейчас плачу, когда вижу по телевизору детей Донбасса. Поэтому, я считаю, что дети войны должны быть приравнены к ветеранам и труженикам тыла. А сейчас дети Великой Отечественной находятся в таком возрасте, когда вся пенсия уходит на лекарства. Так что детям войны сейчас, как никогда, нужна помощь и поддержка государства.
Благодарим за помощь в подготовке материала руководителя органа ТОС №1 Елену Анатольевну Лейтан